ЛИРИКА ГАБДУЛЛЫ ТУКАЯ И «НАРСПИ» КОНСТАНТИНА ИВАНОВА–КАШКЫР В АСПЕКТЕ ПРОБЛЕМЫ «ВОСТОК-ЗАПАД»

просмотров: 4005

Материал предоставлен для участия в "Международной научно-практической конференции «Восток-Запад: литература и художественная культура» в г. Казани 19-21 октября 2017 г.

Аннотация. Европейские просветительские мотивы в творчестве татарского поэта Г. Тукая особенно заметны в стихах, посвященных женщинам. Критикуя религиозные догмы и их крайние проявления в плане ограничения свобод исламской женщины, поэт не видит татарский народ в отрыве от ислама. Рассмотрение проблемы «Восток-Запад» продуктивно при анализе таких бинарных оппозиций, как: «индивидуальное-коллективное», «мужчина-женщина», «порядок-хаос», «активное-пассивное», «день-ночь», «небо-земля», «огонь-вода» и т.д. Абсолютно все эти и другие бинарные знаковые символы просматриваются в поэтике «Нарспи».

Abstract. European of the enlightenment motives in the work of the Tatar poet G. Tukay are particularly noticeable in the verses dedicated to women. Criticizing religious dogmas and their extreme manifestations in terms of restricting the freedoms of an Islamic woman, the poet does not see the Tatar people in isolation from Islam. The poles "EAST" and "WEST" form an energy field that generates language codes and archetypes that govern and form our mindset at the unconscious level. Consideration of the East-West problem is productive in analyzing such binary oppositions as: "individual-collective", "man-woman", "order-chaos", "active-passive", "day-night", "sky-earth" "," fire-water " and others. Absolutely all these and other binary symbolic symbols are seen in the poetics of "Narspi".

Ключевые слова: Тукай, «Восток-Запад», свобода, миф, романтизм, эпос, «Нарспи».

Key words: Tukay, "East-West", freedom, myth, romanticism, epic, "Narspi".

 

 

 

Зададимся вопросом: как дихотомическая проблема «Восток – Запад» проявляется в творчестве писателей начала 20 века — Г. Тукая и К. Иванова-Кашкыр.

 

Европейские просветительские мотивы в творчестве татарского поэта Г. Тукая особенно заметны в стихах, посвященных женщинам. Он преклоняется перед обаянием татарских девушек. Но его очень сильно разочаровывает то, что живут они в невежестве и униженном положении, как, к примеру, описано в стихотворении «Татарским девушкам» (1909) — в строжайшем подчинении мужу-мулле. Весьма любопытно стихотворение «Дорогу женщине!» (1909). Здесь пафосные строки о необходимости привнесения в татарский Восток принципа европейского равноправия между мужчинами и женщинами звучат призывом к действию.

 

Критикуя религиозные догмы и их крайние проявления в плане ограничения свобод исламской женщины, идущие от некоторых ортодоксальных имамов и мулл, поэт не видит татарский народ в отрыве от ислама [Бектимиров, 1998 : 53 — 58] . В этом плане почитание Корана для поэта — словно восточная звезда, несущая в татарскую действительность порядок, а в душу татар — гармонию. Вот его некоторые поэтические изречения: «Как веры нет, когда весь мир — ее простор, свет торжества, когда ислам есть истина, / А истина всегда права». («Поэт и голос», 1906), «Столпы незримые, на них стоит ислам, / В них должно твердую искать опору нам». («О нынешнем положении», 1906).

 

В произведении «Нарспи» (1908) К. Иванова-Кашкыр женская тема предстает во внеисторическом масштабе. Сюжет произведения достаточно прост. Основное действие происходит в древнем богатом селении Сильби в давние дохристианские времена. Чуваши Сильби почитают обычаи предков и поэтому в ней торжествует, райская (авторское сравнение), размеренное течение жизни. Это эпическое спокойствие взрывает романтическая, запретная любовь самой красивой девушки Нарспи к односельчанину Сетнеру (надо полагать, хоть дальнему, но родственнику), у которого все-то богатство — конь-аргамак, пара сильных рук, сердце гордое, мать-старушка, да избушка ветхая. Причем это подчеркивается и жанрово-стилистическими особенностями произведения (эпический стиль в главе «В Сильби» и романтические элементы в главе «В лесу»). Но безумная любовь девушки, которая сродни болезни, не должна иметь продолжения. Отец, первый богач в селении, выдает Нарспи за Тахтамана, мужчину из соседней деревни Хужалга — человека не молодого, но состоятельного. В день свадьбы Нарспи скрывается с Сетнером в лесу. В дальнейшем ее ждет чуждый муж да побои за былой побег с любимым. И она в состоянии аффекта, когда любовное безумие сродни величайшему откровению разума, ценою отравления мужа добывает себе свободу. Всего лишь несколько дней счастья в бедной хижине Сетнера достается ей. Вскоре всесильный рок отнимает и родителей, и любимого: ночью Сетнер бросается спасать ее родителей от разбойников и погибает. Она уходит из жизни следом - кончает жизнь самоубийством. И до сих пор в Сильби помнят ее грустные песни.

Как видим, в сюжетную конструкцию автор изначально закладывает конфликт, который вполне рассматриваем в контексте проблемы «Восток-Запад»: властный муж, как знак Востока — и женщина, как изначальный знак Запада; запрет выходить замуж за родственника-односельчанина – и нарушение этого табу; добывание абсолютной свободы женщиной через убийство — и божественная роковая кара за преступление и нарушение чувашских обычаев.

В повествовательном плане в «Нарспи» мы имеем беспримерный случай присутствия различных художественных систем (художественное обыгрывание собственно мифа со стилевой эпической доминантой, ренессанса с его жанром мениппеи, романтизма, реализма — просветительского, т.н. «критического», мифологического). При ближайшем рассмотрении обнаруживается беспрецедентно-смелый синтез и переливание художественно обыгрываемых стилей в одном произведении. [Александров, 1990: 138 — 143]

В чисто жанровом отношении данное произведение литературоведы оценивают по-разному — и как лиро-эпическую поэму, и как роман в стихах, как трагедию и даже как эпос. При этом в произведении обнаруживаемы и психологизм в описании состояний героини, и страницы с доминированием эпического стиля. Действительно, мы имеем дело с необычным жанром. Я бы охарактеризовал его как «предание-поэма», поскольку в финале произведения обнаруживается уход трагической истории Нарспи в предание, в легенду. [Александров (Убасси), 2015: 49 — 53].

Самое сложное в произведении связано с необходимостью разграничения позиции Автора, предложившего вышеописанную сюжетную конструкцию и позицию Повествователя-рассказчика, субъективно пересказывающего данный сюжет. Итак, если в плане художественном жанровый синтез восточной и западной стилевых доминант мотивирован, то в плане идеологическом Восток и Запад в произведении находятся в непримиримом противостоянии. Опять-таки здесь мы сталкиваемся с беспрецедентным случаем: дело в том, что Повествователь (от его имени ведется повествование) и Автор занимают противоположные точки зрения на оценку деяний героини. Повествователь оправдывает героиню, отравившую мужа, он жестко обличает родителей Нарспи, неоднократно называя их невежественными, глупыми, так как выдали дочь замуж против ее воли за нелюбимого немолодого Тахтамана, он искренне сопереживает ее трагической судьбе. В этом плане Повествователь — носитель просветительской идеологии. Между тем, всесильный Автор неумолимо ведет ее к наказанию, как преступницу, нарушившую древние непоколебимые законы, сообразные с чувашским Космосом. Именно так. И в этом плане Автор жесток, словно безжалостный судья. Он не просто убивает героиню, он заставляет ее покончить самоубийством. А это страшное преступление. Самоубийство – преступление против самой человеческой природы. Нарспи теперь не место на древнем сильбийском кладбище — таков чувашский закон. И хотя сильбияне сочувствуют горестной судьбе ушедшей из жизни Нарспи, по древнему обычаю она будет похоронена за оградой кладбища. Похоронена вдали от могил родителей и любимого Сетнера. А когда солнце будет выжигать поля сильбиян, чтобы умилостивить дух непокорной Нарспи, обиженной на всех односельчан, весело гулявших на ее свадьбе, люди будут из ведер сорокократно поливать могилу преступницы. Таков чувашский обычай. И тогда, может быть, она простит их и не помешает посетить Сильби благодатному дождю. Позиция Автора в этом плане - всяческая защита ритуальных коллективных (восточных) ценностей. Позиция же Повествователя — признание индивидуализма, причем в высшем его проявлении. Индивидуализма с женским лицом! Убиение мужа во имя добывания личной свободы и в дальнейшем спокойная жизнь с любимым в бедной хижине Сетнера — есть сознательный вызов чувашскому миру с его культом порядка.

Однако в финале произведения говорится о том, что до сих пор помнят ее в Сильби, а ее грустные песни витают над деревней. Что это, как не уход истории Нарспи в предание, в легенду! Поэтому жанр «Нарспи» следует характеризовать как «поэма-предание» (тем самым мы подчеркиваем как восточную жанровую особенность — «предание», так и западную – «поэма».

Полюса «ВОСТОК» и «ЗАПАД» формируют энергетическое поле, рождающее языковые коды и архетипы, управляющие и формирующие наш склад мышления на бессознательном уровне. Рассмотрение проблемы «Восток-Запад» продуктивно при анализе таких бинарных оппозиций как: «индивидуальное-коллективное», «мужчина-женщина», «порядок-хаос», «активное-пассивное», «день-ночь», «небо-земля», «огонь-вода» и т.д. Абсолютно все эти знаковые символы просматриваются в поэтике «Нарспи».

ЛИТЕРАТУРА

Габдула Тукай, 1974 – Тукай Г. Избранное, – М., Советская Россия, 1974. С.17 — 275.

Бектимиров, 1998 - Бектемиров Ф., 1998. К истокам евразийской культуры. Науч. практ. конф., посвящ. Габдулле Тукаю (Уральск, 14–17 мая 1997г.). «Ислам в творчестве Габдуллы Тукая»/ Докл. и сообщ. Ч.З. — Казань, 1998. — С. 53–58.

Александров, 1990 - Александров С.А. Поэтика Константина Иванова. Вопросы метода, жанра, стиля. Чебоксары: Чувашское книжное издательство, 1990.С. 18 – 138. В интернете: http://www.nbchr.ru/virt_ivanov/pdf/life02/011.pdf

Александров (Убасси), 2015 - Постановка проблемы: системные тайны «Нарспи» // Материалы Всероссийской научно-практ. конф. – Изд-во Чувашский государственный институт гуманитарных наук, Чебоксары, 2015. С.40-57. В интернете: http://elbib.nbchr.ru/lib_files/0/kikv_0_0000028.pdf

 

Автор: С.А. Александров (Убасси)